— С ним сможем, — Болбочан указал на Таргу. — Он — наша Золотая

Колыбель.

— Но это значит, что и суер пойдет за нами.

Замечание Ма заставило всех задуматься. Суер нес разрушительные изменения. Была ли страна Девы их выдержать?

— Никто не знает, что за суерным куполом, — выкрикнул кто-то из армейцев.

— Может, там тоже уроды?

— И Язык — главное чудовище. У него две головы, облезлые крылья и гнилой писюн из горошины, — разразился смехом Шипохвост.

Шутки в адрес Языка нарастали, как лавина.

"Смех убивает страх, этих засоленных ничем не испугать", — подумал Талавир и убрал руку с плеча Тарга. Он никак не хотел, чтобы мальчика действительно использовали. Только не вопреки его воле.

Из юрты Азиза-бабы донесся свист невесток. Первым вышел Ниязи.

Его мордашка вытянулась, а черты обострились, у них появилось что-то волчье.

Словно лисенок готовился вот-вот переродиться в мудрого степного хищника.

— Дед приказал похоронить себя здесь. На мукоэде ляин эр.

— Сначала мертвые, а потом распри, — закончил Бекир.

Слова детей подействовали сильнее любых угроз беев. Мужчины и женщины разошлись отдать последние почести своим мертвым. Запылали погребальные костры.

Мукоэде ляин эр заполонил вонь горелого мяса. По просьбе Азиза-бабы в мертвой почве вырыли яму.

Талавир вгрызался в каменистую глину, пока не показалась вода. Она пахла солью, но не ядом. Старика завернули в саван и положили на дно могилы. Все это время Ниязи пел все, чему его научил дед: сказку о Золотой

Колыбель и о Деве — матери Киммерики, о жайчах и ангелах огня, о хитром

Шейтана и обманчивого Джина, о страшной Албасте и мужественной Джанике-ханум, о мудрых старцах — певцах своего народа — и воинах, готовых встать на защиту родной земли.

А когда над могилой остался только холм, каждый принес по камню. Евге притащила черную железку с Матери Ветров, Бекир с Черной Коровой — землю из воронки от барака, где держали детей. Гуль высыпала горсть ракушек, срезанных с ее кос. Ниязи протянул Бекиру маленькую щепу.

— Из Дерева Боли, из твоей раны. Дед заслуживает дерева. Чтобы над его могилой было то, что будет тянуться в небо.

Бекиру не нужно было объяснять — он закопал кусочек дерева в

грунт и положил на него руки. А когда убрал, из земли пробился росток. Черная

Корова удивленно охнула и захлопала в ладоши.

Последними подошли Саша Бедный и Скифянка. Акинджий выглядел значительно лучше. Раны были аккуратно зашиты и смазаны зловонной глиной, на лицо напята маска. Талавир обменялся с Сашей взглядами, но подходить не стал. — Как они разошлись по замазонкам?

Ма не знала, ответила Гуль:

— Будущая война примирить. Саша Бедный обещать амазонкам помощь акинджиям. Скифянка обещала ему сына. — В голосе синекожей было жалко, будто она рассчитывала, что акинджий достанется ей.

После обеда, когда дым над кострами развеялся, а Дешт и Гнилые болота поглотили вонь, беи всех армий пошли на совещание. Это было удивительное зрелище, ведь уединиться они не могли. Сели посреди мукоэде ляин эр. Вокруг разместилось жаждущее новостей войско.

— Как ты думаешь, что они решат? — Ма передала Талавиру кусок сухого мяса и вынула из-под него крыло. Она все еще училась с ними упражняться.

— Не думаю, что у нас есть выбор. Вернее, он всегда есть, Тарг тому пример.

Дешт должен наконец восстать и преодолеть Старших Братьев. Дева должна победить

Поединка. Не потому ли Мамай вспыхнул, Бекир родился, а меня создали?

— Ненавижу, когда ты говоришь «меня сотворили». Ты будто за все свои недостатки просишь винить Белокуна. Ты, Талавир Каркинос, человек, которого подбросил мне Дешт. И я хочу узнать его лучше.

— А ты всегда знакомишься с тем, кого тебе подбрасывают? Ай! Извини, шучу. — Талавир потер руку, по которой прошелся кулак Ма. — На Матери

Ветров должна быть информация обо мне в Вспышках. Кем же я когда-то был?

— Во-первых, все сгорело. А во-вторых, может быть, и никем.

Талавир возмущенно сбросил брови.

— Иногда после бурь находят «живое мясо», — жуя, объяснила Ма. — И это не останки кого-то, не бойся. Так воспроизводит себя Дешт. Может, ты первое его удачное воплощение.

— Ты наслушалась историй о богах, — презрительно махнул рукой Талавир, хотя предположение Ма его порадовало. Гораздо лучше быть ребенком Дешту, чем результатом экспериментов Старших Братьев. Если его родил Киммерик, то он имеет на него право так же, как и остальные засоленные. Талавир посмотрел на детей, которые устроились неподалеку.

Бекир учил Таргу играть в тогуз коргоол, и это почему-то очень смешило

Черная Корова и Евге. Даже Ниязи, несмотря на свое горе, тихо подсмеивался в новые усы. Забывайко перебегал из рук в руки и казался самым счастливым существом во всем Деште.

— Еще несколько дней назад я готовился умереть и даже не мечтал о семье.

— Не факт, что сейчас ты ее имеешь, — с вызовом улыбнулась Ма. — Семья

— это еще та нагрузка, особенно во время войны. — Она неожиданно нахмурилась. — С умением Бекира мы могли бы возродить Дешт. Он всегда к этому стремился.

— А Черная Корова могла бы разжигать огонь только прикосновением пальцев.

Представляешь, какая экономия усилий? На самом деле ты прав: мы не выбираем время, когда родиться, — добавил Талавир в ответ на гневный взгляд Ма. — Не выбираем родителей или родину. Только сторона, на которую пристать: быть хорошей или злой. — Ты говоришь, как ребенок, как Бекир, — покачала головой Ма. — Мне не всегда везло с правильными выборами.

— Но в конце концов ты выбрала. Я не знаю никого сильнее тебя, никого, кто так отчаянно стремился бы защитить того, кого любит. Твоя любовь способна спасать. — Талавир не выдержал взгляда золотисто-зеленых глаз. — Но если война приходит в наш дом, нужно давать отпор. Не борющийся превращается в соль. Это поняла даже бешеная царица Амага и отпустила

Деву. Круг беев зашевелился, они таки пришли к согласию. Талавир